... А на днях, выходя из метро, я по привычке подняла глаза вверх - и увидела, как предсумеречную голубизну ясного неба разрезает уже чуть расплывшийся ярко-розовый след от неизвестно когда и куда пролетевшего самолета. В нем сидело, наверное, много-много людей - мужчин, женщин, детей, - и все они думали о чем-то, ждали чего-то, улыбались чему-то - и ни один из них даже не подозревал, какую красоту оставляет после себя, пролетая.
Я чуть приостановилась от восхищения - забавно, Боярский в это время шептал мне на ухо что-то о городских цветах, - и кто-то из идущих позади меня чертыхнулся. Все правильно - я тоже очень не люблю, когда люди - не старики и не дети, конечно - идут медленнее общего потока..
Оклемавшись от первого впечатления, увидела неуверенно бредущую мне навстречу бабульку. Таких откровенно беспомощных и неприспособленных к современной гоночной жизни созданий я вижу очень редко. Полубессознательно она смотрела на меня - я вытащила из сумки первый попавшийся полтинник: "Возьмите...". Она пролепетала слова благодарности, наверное, но у меня в ушах уже воевала Арбенина, и я полетела дальше.
Бабулька не выходила у меня из головы, я мучалась - а вдруг ей не деньги были нужны? Вдруг она просто заблудилась? На полпути к дому вернулась - она стояла у газетного киоска, просила милостыню и ее губы старчески тряслись. Еще стольник - заставила убрать в сумку: сволочей в мире много, могут и выхватить из неверных рук, состоящих, кажется, из одних вен. И - мелочная, дешевая совесть успокоена: я все же помчалась домой - а что я могла сделать?
Вот только самолетный след утратил свой волшебный оттенок, и обычная грязно-серая полоса на темнеющем небе уже не обращала на себя внимания.