Вообще, знаете, я люблю все старое. Старые машины, старые книги, старые газеты, старые фильмы, старая одежда, старые елочные игрушки, старые куклы, старая техника, старые открытки, старые музыкальные инструменты, старые фотографии, старые здания, старые слова, старая музыка, старые украшения, старые деревья, старые песни, старые улицы, старые воспоминания, старые сказки, старые анекдоты, старые сумки, старые мысли, старые помещения, старые картины, старые часы. Я люблю подсохшую сгущенку и засахарившийся мед. Мне нравятся зрелые мужчины и пожилые женщины. Я схожу с ума от радости, когда во внутреннем кармане пальто середины прошлого века нахожу сухой листочек, истертый фантик или - о Боже! - уже нечитаемый обрывок письма.

Мне очень нравится, когда старшее поколение моей семьи, вспоминая какое-то событие, говорит не "лет тридцать назад...", а "году в восьмидесятом...". Мы так еще не умеем - все происходящее мы меряем по месту нашей учебы - "помнишь, еще в колледже учились, курсе на втором... ну лет пять назад, получается...", - или кто с кем встречался - "ой, я тогда еще, кажется, с Лешкой была - года три прошло, значит...". Мы еще слишком молоды, чтобы измерять нашу жизнь годами... но уже достаточно зрелы, чтобы понимать, что эти годы больше не повторятся. Увы - я хотела бы еще не знать этого.



Вчера один из друзей, объясняя мне свое неприятие к отмечанию собственного Дня рождения, сказал: знаешь, я хочу, чтобы в этот день вокруг меня были только те люди, для кого это действительно праздник, а такой чаловек только один - я сам. Типа, мы тут все ни при чем, нам пофиг и дальше по тексту. И вроде бы я должна уважать его точку зрения - в конце концов каждый человек вправе сам решать, отмечать свой праздник или нет, - но меня так обидело это мнение о нас, что я даже не знаю, разубеждать его в этом или не стоит. Он ведь прекрасно знает, что мы всегда держимся кучкой, что мы все любим друг друга, и чья-то радость, равно как и чья-то проблема, переносится на всех, и нам всегда в кайф и порадоваться, и помочь. А этот человек - всеобщий любимец, всегда везде желанный и долгожданный - почему-то уверен, что мы с ним дружим просто так, от нечего делать. Мы встречаемся сегодня ближе к ночи - и я не знаю, как говорить с ним об этом.





А за окном по воздуху лениво гуляют снежинки. В одиночестве, парой или целой компанией они приплывают с неба и прогуливаются вдоль балконов, ветвей и машин, иногда опускаются отдохнуть на шапки и асфальт, присоединяются к пушистым толпам уже нагулявшихся, заснувших и во сне превратившихся в сугробы.

Я люблю зиму. Все - абсолютно все - мои знакомые радуются лету, солнцу и теплу, а я люблю думать о снежинках, о ветре, о морозе. Мне нравится, как люди кутаются в меха и заматывают детей шарфами по самые глазенки. Меня забавляют расшитые бисером валенки на девушках - в метро, в магазинах и, конечно, на улице они смотрятся мило и трогательно.
Я обожаю ощущение мороза на щеках, когда трудно дышать и не ощущаешь своих ног. Люблю потом налить литровую чашку чая и, глядя поверх ярко-оранжевого монитора, наблюдать за стоящим далеко и напротив недостроенным черным жилым домом, который забросили еще, кажется, до моего рождения. Он немного затуманен нежной березой, растущей прямо под моим окном, и на его фоне очень здорово видно, идет ли снег.


Я люблю зиму. Помнится, когда-то давно, в другом дневнике - года четыре назад - меня звали сНежность. Я толком и не начала его вести, а ник - такой хороший - уже занят, жалко. Кому-нибудь бы пригодился, возможно.
В то время у меня была такая милая аватарка - в стеклянном шаре полулежала белая кошка и на нее шел снег.